Ссылка на оригинал: оригинал
Автор: greywash
Бета: ~Натали
Художник: n_a_u
Пейринг: Джон Уотсон/ОЖП, Джон Уотсон/Шерлок Холмс
Рейтинг: R и выше
Дисклеймер: Герои принадлежат АКД и BBC, текст и изначальные картинки в нем – замечательной greywash
Саммари: Любовь – сильнейший мотиватор.
Глава 6
6: 9 июля 2012 - 10 июля 2012
Свет слишком яркий.
Шерлок сглатывает и, косясь по сторонам, заставляет себя подняться. Из-под края шторы прямо в затылочную долю мозга бьет обжигающий, желтый в середине и белый по краям луч. Шерлок с трудом встает на ноги. Любимое пушистое одеяло Молли, ворох вязанных лиловых и пурпурных цветов, соскальзывает и путается у него в ногах, он спотыкается, пытается удержать равновесие, неловко схватившись за подлокотник дивана.
Комната опасно наклоняется. Шерлок закрывает глаза, стоит неподвижно и считает до семи. Он отпускает подлокотник, делает полтора шага, чтобы задернуть штору плотнее, потом прислоняется лбом к стене и переводит дыхание.
- Молли, - удается ему позвать тихим голосом, но, разумеется, уже слишком поздно, она ушла, конечно же, ведь сегодня понедельник, а по понедельникам она ходит на работу, потому что это начало рабочей недели. Шерлок дышит и пытается сосредоточиться. С другой стороны, в ее помощи нет необходимости; потенциально она вообще опасна. Каким-то же образом Шерлок сумел прожить тридцать четыре года, пока не появился Джон, который стал запирать его в спальне и отпаивать чаем.
Минутой позже, он идет на кухню и выпивает два стакана воды из-под крана. Потом всего на мгновение закрывает глаза.
Около двух он встает с пола.
Ван Льюис… Ван, Ван Ллевеллин. Шерлок моргает, глядя на курсор, и старается сконцентрироваться. Ван Людвиг, почти как Бетховен, но нет, не Ван, это не имя, ван. Голландец, но не из Голландии. Ван… ван… Ван… Ван Лёте?
На улице садится солнце.
Шерлок встает, по ошибке заваривает себе три кружки чая, возвращается, садится и, не отрывая глаз от курсора, моргает, моргает, моргает.
- Что ты делаешь? - спрашивает Молли.
- Уйди, - говорит ей Шерлок.
- Почему ты так лежишь? Зачем ты закинул ноги на диван?
- Мозгу нужно больше крови, - отвечает он и шевелит пальцами на ногах. - Я разулся. С твоим диваном все будет нормально. Я думаю. Уходи.
Она вздыхает, сумка падает на пол, следом за ней летит свитер. Занимательно, как ее вещи, прежде чем занять свои законные места, оказываются на полу; так, несомненно, находит выход ее подсознательная рассеянность, которую ей приходится держать в узде, большей частью из-за окружающих Молли рамок ожидаемого от нее социального поведения. Он запускает руку в карман и сжимает пистолет Джона. Он с легкостью может представить комнату Молли в детстве: все выкрашено в розовые тона, что год за годом усиливают как нерешительность, так и порывистость ее характера; разбросанные по полу книги, игрушки и платья, пока не появляется ее мать (консервативная, агрессивная), и не заставляет ее прибраться, после чего Молли небрежно распихивает вещи по шкафам, без намека на систему. Он может представить ее в юности, тихую, полную бесплодного бунтарства, завернутого в прозрачную пленку женской уступчивости; может увидеть ее молодой девушкой в университетские годы, незаметную на вечеринках, до жесткости умелую в обращении со скальпелем. Розовый - цвет маленьких девочек, нежных соцветий, обнаженной кожи, а самые темные его тона - цвет мышечных тканей. Органов. Шерлок задается вопросом, не была ли Молли одной из тех, что обрезают волосы маникюрными ножничками, или… Нет. Молли не такая. Она купила бы настоящие парикмахерские ножницы, новые и острые, на старательно сэкономленные карманные деньги, расстелила бы под ногами газету, чтобы мимо не упала ни одна прядь, смотрела бы на себя в зеркало, и чикала, чикала, чикала ножницами. У нее хорошо получилась бы стрижка «под мальчика», но не так красиво и изящно, как у девушек с обложек журналов; прическа бы ей совершенно не шла. Она бы попробовала ее только раз за всю жизнь. Шерлок думает, стоит ли сказать Молли, что он поможет сжечь ее свитер, если ей вдруг захочется принять решительные меры. Он думает, сказать ли ей, что в следующий раз, когда он обчистит кому-нибудь карманы, Шерлок купит ей зеленый свитер, просто в знак благодарности. Но даже Шерлок знает, не следует говорить Молли, что он хочет сделать это потому, что девушка умеет подбирать себе цвета как летучая мышь, одевающаяся в кромешной темноте. Он прижимается щекой к полу и наблюдает, как она греет себе ужин. Молли самую малость напоминает ему девушку по имени Ханна Бекер, с которой он трижды разговаривал в университете и один раз на какой-то вечеринке, а в тот короткий период, когда они работали вместе, и Шерлок притворялся обычным человеком, он даже коротко и неловко ее поцеловал. После они обсуждали, как устроить в подвале их лаборатории дистиллятор, но первичный анализ затрат убедил их отказаться от этой затеи. Шерлок не общался с ней пятнадцать лет, но вспоминает с теплом. Он замечает, что Молли пылесосит не так часто, как следовало бы; ковер пахнет пылью и котом.
(Кот не отрываясь смотрит на Шерлока; Шерлок считает ниже своего достоинства обращать на это внимание).
О чем это он? Шерлок пытался что-то вспомнить. Имя. Имя, которое он выбил из здоровяка в Шотландии, прежде чем убить его. Ван. Ван… Лю? Нет, нет, не правильно. Совсем не туда. Лёйринг? Лёй. Лейтхаусер. Ван Лейтхаусер. Боже. Он трет лицо. Льюис? Уже лучше. Людвиг? Ван Людвиг? Нет, нет… Не Ван, ван, не имя. Людвиг ван Бетховен. Что-то с ван… Как-то по-другому. Шерлок закрывает глаза, потому что те начинают болеть.
Ван Лейвен. Шерлок рывком выдергивает себя из сна, старается не обращать внимания на поднимающийся ужас от остро отточенных когтей пробегающей по спине ледяной дрожи, и пытается разобраться, как спустить ноги на пол. Он знает, что никогда уже не согреется, но все равно заворачивается в Моллино одеяло поверх пальто и тянется к кофейному столику за ноутбуком, потому что именно это сейчас важнее всего. Ван… Проклятье, почему он не может удержать его в памяти… Ван… Нет, ван, потому что он голландец, а не имя. Ван Лейвен, Маркус ван Лейвен, но не иностранец. Норгард назвал Лидс. Шерлок вбивает в строку поисковика и нажимает «обновить». Пока загружается страница с результатами, он закрывает глаза, чтобы немного отдохнуть. Совсем ненадолго. Чуть-чуть. Отдохнуть.
Когда он просыпается, имя снова забыто. К счастью, его помнит компьютер.
К одиннадцати Шерлок снова в строю, а это значит, что ему лучше, чем было, но не так хорошо, как самому хотелось бы. За окном солнце светит ярко, несмотря на высокие серые облака и от этого улица кажется ненастоящей. Шерлок вялой рукой сжимает в кармане рукоятку Джонова пистолета и вздрагивает каждый раз, когда кто-то проходит мимо, поплотнее закутывается в пальто и часто моргает за стеклами (омерзительных) темных очков за три фунта, которые он стащил в магазине сразу после того, как вышел из квартиры Молли, потому что к этому времени он точно уверен, что подхватил грипп, а продавщица в магазине беременна. Он не знает, считается ли приличным об этом говорить; ему придется спросить потом у Джона.
На Кинг-Кросс многолюдно, и он медлит. Где-то на задворках разума Майкрофт объясняет ему математику, будто ему снова четырнадцать - если уровень заражения во временной промежуток t пропорционален - Шерлок замирает. Он не может вспомнить. Произведение инфицированного населения и неинфицированного? О, должен быть какой-то обратно зависимый фактор… Но Шерлок не может его вспомнить. Он моргает, смотрит, как двигаются тела словно на прерывающейся вокруг него кинопленке - 13:35, Лидс, Маркус ван Лейвен - и, разумеется, он забыл о частоте заболеваемости: это постоянный коэффициент, выраженный через произведение инфицированного и неинфицированного населения, и разделенный на процентное отношение к общему количеству населения. Шерлок сглатывает и идет покупать билет. С другой стороны, хорошо, что к нему редко по собственной воле подходят дети и пожилые люди. Расплатившись, Шерлок понимает, что забыл ноутбук, хотя по большому счету он ему и не нужен, да и времени возвращаться за ним нет.
В поезде он проваливается в сон, прерывистый и утомительный. Каждый раз вздрагивая и просыпаясь, он хватается за пистолет в кармане и пытается повернуть голову к окну; он знает, от этого мало толку, но это лучшее, что он пока может сделать. Все чего ему хочется, это вернуться домой, но он не может, пока нет, потому что это опасно. Шерлок со смутным, смиренным чувством ощущает, как поднимается жар; он прекрасно понимает, что болен, и что температура тела при простуде повышается к раннему вечеру, чтобы потом снова упасть. Он надеется, что до тех пор ему не придется заниматься ничем требующим его полного внимания. Поезд подъезжает к Лидсу около четырех, и Шерлок раздумывает над развертыванием пятой спутниковой сети, но не может точно вспомнить, сколько денег ему удалось достать, он смертельно устал и не уверен, что способен разговаривать. К тому же, это простое дело, у Шерлока даже есть адрес - мистер ван Лейвен, думает он, чрезмерно самоуверен.
Вместо того, чтобы заводить контакты, он дремлет, завернувшись в пальто, под деревом в парке, примерно час, пока собрат Андерсена по духу не расталкивает его. Шерлок покупает чашку чая и булку, но так и не заставляет себя поесть, и проверяет, все ли готово. Потом он проникает в квартиру ван Лейвена и ждет.
Он засыпает на диване. Позже Шерлок приходит к мысли, что это была не первая его ошибка.
Его вырывает из сна яркий свет, и Шерлок достает пистолет, но руки дрожат, а на него из дверного проема смотрит мужчина. Шерлок окидывает его беглым взглядом; ван Лейвен стройный, темноволосый, красивый, но по логике вещей человек у двери должен быть им, даже если Шерлок не может толком разглядеть его лица.
- Так-так, - говорит ван Лейвен, снимая сумку с плеча, и медлит. - Не совсем то, что я ожидал, - у его голоса странное, глухое эхо. У Шерлока звенит в ушах.
Шерлок поднимает левую руку, чтобы удержать оружие на нужном уровне и часто моргает, пытаясь сфокусировать взгляд. Внезапно ван Лейвен оказывается прямо перед ним, и вот Шерлок уже не сжимает пистолет. Он делает глубокий вдох и тянется к внутреннему карману пальто, но потом мир раскалывается надвое, и лицо пронзает сильная, ослепительная как молния боль. И Шерлок старается, но не может смолчать.
- Хм, - Шерлок обретает зрение, ван Лейвен изучает пистолет. - Хорошая вещь. Хотя и не в моем стиле, слишком… грубый. И совсем мало толку, когда кто-то другой на тебя его направляет, правда?
Горло Шерлока горит и распухло, но ему удается ответить.
- Ты умрешь, - нетвердо говорит он, и ван Лейвен смеется.
- О, босс был прав, ты шутник.
Шерлок трет лицо. Глова тяжелая и не правильная, словно набитая ватой и бесполезная, будто он заснул в парке под деревом, а оно все росло и росло, и пробило корнями череп, обвило позвоночник, и - не важно, что с ним не так? Руки все еще трясутся, в висках стучит и звенит от столкновения с металлом, а ван Лейвен до сих пор сжимает пистолет Джона.
Ван Лейвен присаживается на край журнального столика, так близко, что касается его, закидывает ногу на ногу, и небрежно держит пистолет Джона - Джона - в левой руке, направив оружие в основание ребер Шерлока. Шерлок без особенных успехов пытается вдавить себя в диванные подушки; они не поддаются, по-видимому, не испытывая ни малейшего желания его проглотить.
- Ну, так что будем делать? - спрашивает ван Лейвен. - Что еще ты прячешь под пальто?
Шерлок пытается сглотнуть.
- Какой-нибудь препарат? - гадает ван Лейвен. - Что-то с виду безвредное, быстродействующее, в шприце, наверное, даже легальное. Учитывая твою долгую историю с… медицинскими работниками, могу предположить, что это анестетик. Может, тиопентал? О, нет, подожди, не отвечай, не хочу испортить сюрприз, - Шерлок снова сглатывает, а руки ван Лейвена скользят к его пальто. Шерлок пытается отползти, но не может, к тому же ван Лейвен уже нашел карман.
- Хм, - он изучает шприц. - Немного неудобно, как думаешь? Трудно, наверное, с таким кого-то застать врасплох. - Он наклоняется и тянется через Шерлока, чтобы открыть окно. Ампулы маленькие; Шерлок, не может расслышать, что они разбиваются, как бы ни старался. Потом ван Лейвен садится обратно и говорит ему: - Мне никогда не нравились иглы, - он расплывается в широкой, дружелюбной улыбке, словно вот-вот предложит Шерлоку чашечку чая.
- Чаю? - спрашивает ван Лейвен. - Ты паршиво выглядишь. Налить тебе травяного? Может, ромашкового?
- Нет, спасибо, я уже пил чай до прихода сюда, - сглатывает и выдавливает из себя Шерлок, но голос звучит хрипло и сухо, ван Лейвен смеется и хлопает его по щеке дулом Джонова пистолета.
- Знаешь, - вслух размышляет ван Лейвен, - не представляю, как у тебя это получилось, но я ужасно хочу узнать. Поэтому, почему бы тебе просто не… отлежаться здесь. Подними ноги, я их свяжу, а ты просто устраивайся поудобнее. А пока я сгоняю в Лондон и убью твоего дружка Джона, ты можешь придумать, как мне все объяснить, когда я вернусь, договорились? - Ван Лейвен протягивает правую руку и гладит кончиками пальцев щеку Шерлока, а потом ему в лицо летит рукоятка Джонова пистолета и…
Шерлок то выныривает, то снова погружается в темноту на протяжении часов, может быть дней. Вода. Когда ему наконец удается прийти в сознание, он обнаруживает, что руки связаны высоко над головой, а рот отчаянно, болезненно сух. Вода. Он не может думать ни о чем, кроме воды, но руки связаны, ноги тоже, и прямо сейчас именно это стоит между ним и водой, поэтому Шерлок концентрируется на руках и ногах и пытается как можно сильнее растянуть путы. Вода. Господи. Он умрет от обезвоживания в первоклассной квартире в Лидсе. Нужно сконцентрироваться.
Поехали: он все еще на диване, значит - связан веревкой, скорее всего привязанной к ножке дивана; ван Лейвен даже озаботился накрыть его мягким синим покрывалом, значит, его больше волновал тот факт, что Шерлок привязан к его дивану, а не желание обездвижить детектива. Шерлок вздыхает. Как небрежно; бывший босс ван Лейвена такого не допустил бы. Шерлок отчаянно ерзает и… вот оно. Будь ван Лейвен умнее, он бы пропустил веревку под диваном крест-накрест, привязал бы левую лодыжку Шерлока к его правому запястью, но когда Шерлок из всех сил дергает правой рукой, веревка стягивается только вокруг его левого запястья. Это все упрощает. У Шерлока уходят шесть наполненных ужасной жаждой минут, чтобы завались диван набок, он обдирает при падении левую руку и на мгновение задумывается, не всполошатся ли от стука соседи, не вызовут ли они полицию, но потом решает, что при всей пользе возникнут ненужные осложнения, и что этот вопрос вообще не стоит его внимания. Как только диван оказывается ножками кверху, Шерлоку требуются девятнадцать секунд, чтобы высвободить правое запястье, и еще тридцать пять, чтобы выпутаться целиком. Как только он оказывается свободен, Шерлок неловко, теряя равновесие на занемевших ногах, спешит к раковине на кухне, подставляет обе ноющие руки под воду и пьет, пьет, пьет.
Проглотив столько, что живот начинает отзываться болью, Шерлок опирается локтями на стол и пытается привести мысли в порядок. Он не знает, как много времени прошло, но не позволяет себе думать, что уже слишком поздно. Он оглядывает гостиную: нет стационарного телефона, нет компьютера; всегда носит ноутбук с собой, полагается на мобильный. Это сильно ограничивает его возможности. Может, если он найдет таксофон, но… Шестеренки в его мозгу с лязгом останавливаются, когда Шерлок замечает свой телефон, аккуратно лежащий на низком столике у двери. А рядом с ним - пистолет Джона. Шерлок отчаянно ищет этому разумное объяснение, одновременно думая, не может же ван Лейвен быть настолько глуп, и молясь Богу, в которого не верит, чтобы именно так оно и было.
Спотыкаясь, горячечный и все еще нетвердо стоящий на ногах, он подходит к столику, и это действительно пистолет Джона, хотя и разряженный, и действительно его телефон, но с пустым аккумулятором, конечно, ну конечно же, это не Мориарти, и разница между Мориарти и почти вошедшим в его организацию новичком, как успел убедиться Шерлок, в том, что преступный гений все же сумел освоить мастерство соединять эффективность с символизмом; второсортным, до крайности раздутым символизмом. Ван Лейвен наверняка упивался мыслью о том, как вернется к Шерлоку, привязанному к дивану, с наброшенным в пародии на заботу покрывале, с выставленными на показ, но недоступными средствами к свободе и мести. Шерлок перерывает письменный стол ван Лейвена, краем глаза замечая записки и бумаги, пока складывает их в стопки на краю, чтобы позже унести с собой (две банковские выписки; счет за электричество, просроченный на три дня; коллекция желтых стикеров с неровным почерком: Паркер, 2319.47 фунтов, 27 июня; Моран, птн. 2:15, «Колибри»; позвонить маме) пока не находит нужный кабель и USB-переходник для розетки, скорее всего давным-давно забытый, судя по тому как он сложен на самом дне ящика. Шерлок хватает телефон, подключает его, и секунды растягиваются на целые года, пока, наконец-то, он не заряжается настолько, что отвечает на прижатый к кнопке включения палец и, сверкнув, оживает. Часы мгновение показывают 00:00, но потом перескакивают на 21:28, когда мобильный находит сигнал. Шерлок набирает номер по памяти, умоляя про себя: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дай мне успеть.
Трубку снимают на третьем гудке, и, прежде чем заговорить, Шерлок дожидается «Алло».
- Ничего не говори, просто заткнись и слушай, - быстро говорит Шерлок. - Джон в опасности. За ним идут; очень серьезный, очень опасный и очень хорошо вооруженный человек собирается его убить, и тебе нужно этому помешать, я не собирался тебе звонить, но я допустил ошибку, и теперь у меня не осталось выбора, и я не знаю с кем еще из организации он связался, так что не смей рассказывать Джону, ты ни в коем случае не должен рассказывать Джону, или моему брату, или кому бы то ни было об этом звонке.
Следует пауза, а потом: «Кого мне искать?».
- Маркуса ван Лейвена, - тут же отвечает Шерлок. - Пять футов, одиннадцать стоунов, голубые глаза, шатен.
- Я перезвоню, - прощается Лестрад и отключается.